Введение

В этом рассказе автор собрал эпизоды из реальной жизни, которые показывают некоторые опасности, лежащие на пути тех, кто практикует то, что называется «спиритизмом». Во время войны этот способ общения с невидимым настолько расширился, что, похоже, настало время тем, кто знает, в чём заключается опасность, рассказать о том, что они знают.

В некоторых своих книгах автор уже выражал убеждение, что эта практика опасна, и меня часто спрашивают, почему я так думаю; сейчас я расскажу о некоторых событиях, которые привели меня к такому убеждению. Если бы развоплощённые духи мужчин и женщин были всеми, кто посещает комнату для спиритических сеансов, то ищущий общения с ними мог бы столкнуться с опасностью эгоизма, призывая их прийти в земную сферу. Но любая форма эгоизма - это первый шаг к чёрной магии, и эта форма открывает путь к элементальным существам, врагам человека. Эти существа описаны в романах Булвера Литтона и в книге Бенсона «Образ на песке».

Это не люди, не духи людей, а духи, возникающие из сил, которые окружают человека, из земли, воздуха, огня, воды. Лучше всего саламандры работают в физическом мире, в тёмных и закрытых помещениях. Они недружелюбны к человеку. Мы хорошо знаем, что, хотя огонь - хороший и необходимый слуга, он - самый жестокий хозяин.

Некоторые из элементальных существ дружелюбны к человеку и защищают его; другие же являются определённо его врагами. Они с удовольствием овладевают человеческим телом, выселяя его законного жильца. В сумасшедших домах их много; семья становится совершенно несчастной, когда один из них полностью или частично овладевает её членом. Они лишены человеческих чувств и человеческих симпатий и полностью игнорируют человеческие законы. Вполне возможно, что часть бесчеловечности, проявленной во время войны, могла возникнуть под их влиянием.

Только в совершенно бескорыстных целях допустимо или безопасно вступать в общение с обитателями невидимых миров, и то лишь как «дух к духу» - «призрак к призраку» - поднимаясь в эти миры, не пытаясь привлечь обитающих в них духов к ограничению земной жизни. Редко, но они приходят! Чаще всего их олицетворяют элементали, обладающие способностью читать человеческие мысли и исполнять желания.

Мэйбл Коллинз, Февраль, 1920, в переводе John Silver (Казань), 08.06.2022

Глава I

Лифден-Холл купался в лучах летнего солнца, красивый дом в стиле королевы Анны, уединённо стоящий посреди своих садов, лужаек и парка. Вдали дорога белой нитью тянулась по склону от далёкого города к дальним деревням и фермам; но с этой отдалённой дороги не было видно Лифдена. Пояса тщательно ухоженных деревьев вокруг парка образовывали, да и сейчас образуют, полный экран. Сады, уединённые внутри этой защитной линии, были великолепны цветами, потому что была середина лета, а в «саду миледи» (тёплый уголок, окружённый густой и ароматной изгородью из сладкого бриара) лебеди скользили по блестящей реке под нависшими ветвями розовых деревьев; лепестки роз падали на воду и медленно уплывали. Всё это было похоже на сон в своей красоте и тишине, и в тепле золотого солнечного света.

Нигде не было видно человеческих фигур; никто не гулял, не сажал, не собирал цветы; дорога была неподвижна, и пыль на ней была нетронута, как будто никто никогда не проходил по ней. Однако большая парадная дверь Лифдена стояла открытой, согласно чтимому обычаю времени. Тень большого тиса падала на широкие ступени и на дверь, делая дубовый холл прохладным и приятным. Зал выглядел так, словно в нём жили; на круглом столе в центре лежали книги и газеты, а на серебряном подносе громоздилось множество нераспечатанных писем.

Был полдень, и слуги пили уютный и затяжной чай в прохладном сервантском зале. Похоже, никто больше не хотел пить чай, кроме них. Хозяин был занят, уединившись с джентльменом из Лондона, которого привезли с вокзала как раз к обеду. Мисс Лили видели уходящей через парк сразу после обеда.

«Она не придёт», - сказала кухарка, - «пока тот человек, которого привёз хозяин, не уедет обратно в город. Она ненавидит этих странных людей, которых он так любит!»

Эти заявления были общеизвестными фактами, но никто ничего не сказал. Кук уснул в своём кресле-качалке, а экономка в шёлковом платье прошлёпала по коридору в свою гостиную, дверь которой она плотно закрыла. Вторая половина дня прошла в сонной, довольной тишине.

Лили Лифден пересекла парк, намереваясь навестить своих старых причудливых крестьянских друзей в деревушке Лифден, но когда она вышла на дорогу, то остановилась, увидев приближение желанного гостя. Это был молодой человек, медленно поднимавшийся по длинному подъёму на красивой чёрной лошади. Увидев Лили, стоявшую на обочине, он спрыгнул с коня, так как, хотя они встречались всего два раза, у них были дружеские отношения, и он решил, что она хочет поговорить с ним.

«Добрый день, мистер Кин», - сказала она, - «вы едете к Диане?»

«Да, когда кучер пришёл сегодня утром на станцию, он сказал, что Диана нездорова, и попросил меня приехать к ней сегодня».

«О, мистер Кин!» - сказала девушка, и на её фиалковые глаза навернулись слёзы. «Я не знала, что ей стало хуже. Вы знаете, отец говорит, что её придётся убить. Вы ведь не согласитесь на это, правда?»

«Нет, конечно», - ответил Джеймс Кин с приятной улыбкой. «Она в порядке, она ещё проживёт несколько лет, если только я смогу заставить вашего старого кучера проявить здравый смысл».

«У него его нет», - просто ответила Лили. «Он ничего не может с этим поделать. Я поднимусь с вами в конюшню».

Они шли по обочине дороги, за ширмой деревьев, скрывавших Лифден от посторонних глаз.

Диана была одной из старых, толстых каретных лошадей, а Джеймс Кин - новым молодым ветеринарным врачом, который недавно приехал и поселился в маленьком, сонном рыночном городке - и быстро приобрёл хорошую практику среди фермеров и семей графства. Лили Лифден познакомилась с ним в конюшне, когда он впервые пришёл к Диане, и считала его единственным по-настоящему умным человеком, которого ей довелось встретить за восемнадцать лет работы.

Пока они шли, она поглаживала чёрную шерсть красивой кобылы.

«Как её зовут?» - спросила она.

Мистер Кин покраснел. Он был атлетом, шесть футов два дюйма, сильным и выносливым, загорелым от жизни на свежем воздухе. Но всё равно он краснел, как девушка, и этот факт невозможно было скрыть.

«Мне стыдно говорить вам», - сказал он; «Я боюсь, что вы не поверите мне, если я скажу, что назвал её по имени, когда купил её, до того, как приехал сюда».

Лили посмотрела на него с весёлым удивлением. «Но что может быть такого в её имени?» - спросила она.

«Это Лили», - пробормотал он.

Девушка разразилась смехом.

«Я в восторге!» - сказала она. «Дорогая Лили, у меня такое чувство, будто я твоя крестная мать или что-то в этом роде. Она хорошенькая», - так как кобыла повернула свою внимательную морду, услышав своё имя.

«Вы назвали её так, потому что она совсем чёрная, я полагаю», - сказала Лили Лифден.

Мистер Кин кивнул, всё ещё довольно пристыженно. «Ну, моя тётя Изабелла сказала бы, что именно поэтому меня зовут Лили - потому что я совсем чёрная и безнадёжная. У меня нет никакой религии, видите ли. Она баптистка и живёт недалеко от Лондона, в скучном, скучном пригороде, и она очень хорошая, добрая и милая. Я никогда не была нигде вдали от дома, и отец не любит, когда я туда езжу, потому что они с тётей Изабеллой не очень хорошие друзья. Возможно, он и не так сильно возражает, потому что, если меня здесь нет, он чувствует себя свободным и может устраивать сеансы каждый день».

«Что устраивать?» - воскликнул мистер Кин, охваченный искренним недоумением и удивлением.

«Спиритические сеансы», - повторила она тоном, не терпящим возражений. «Разве вы не знаете, что мой отец - спиритуалист?»

Кин пробормотал что-то невразумительное и уставился на неё пустым взглядом. Его жизнь прошла в основном на природе, среди животных и самых обычных людей. Он не понимал, о чём она говорит, хотя ему казалось, что он видел или слышал слова, которые она говорила. Она весело посмотрела на него.

«Вы, очевидно, всё ещё в неведении, мистер Кин», - сказала она, улыбаясь. «Представьте себе, что я знаю что-то, чего вы не знаете! Спиритуалисты - это люди, которые вызывают духов из мерзкой глубины, но, как всегда добавляет тётя Изабелла, «придут ли они, когда вы их позовёте?» Я выучила эту цитату от неё - не от отца, который безнадёжно серьёзен, - и если вы в неведении, то и они тоже. У них там сейчас спиритический сеанс».

Она стояла, стройная и изящная, в своём простом белом платье, в лучах солнца и указывала на большое закрытое ставнями окно в задней части Лифден-холла. Они как раз подошли к нему, направляясь к конюшням, которые находились на небольшом расстоянии от дома в его задней части.

«Что вы имеете в виду?» - спросил мистер Кин в полном замешательстве, - «и кто такие «они»?»

«Вы действительно хотите знать?» - спросила девушка, с любопытством глядя на него. «Для меня это всё так старо и заезжено. Я не могу представить, чтобы это кого-то заинтересовало».

Видя по выражению красивого лица мистера Кина и его ярких серых глаз, что он застыл от любопытства, она улыбнулась и продолжила говорить. Неподалёку находилась ступенька, ведущая на полевую дорогу; она подошла к ней, села на неё и прислонилась к решётке, создав изысканную картину. Её волосы были чёрными, с фиолетовым оттенком, когда солнце освещало их; кожа была белой - кремовой, непрозрачной белой, несмотря на то, что она вела жизнь на открытом воздухе. Она была настоящей Лифден, о чём каждый мог узнать, взглянув на старые портреты в зале.

«Я расскажу вам всё об этом, если это вас интересует», - сказала она. «Здесь все об этом знают. Вы так заняты, я полагаю, что никто не имел возможности рассказать вам истории. Видите, это большое окно со всеми маленькими стёклышками - видите, какое оно чёрное? Ставни закрыты с другой стороны, и через них протянуты плотные шторы. Оно всегда так закрыто. Видите, квадратный сад за окном, весь дикий и заросший? Туда никогда не заходит ни один садовник. Он закрыт, как и комната, и ворота заперты, как заперта дверь комнаты. И мой отец держит оба ключа на цепочке у себя на шее».

Мистер Кин смотрел то на неё, то на огромное тёмное окно, переходя от одного к другому. Лили удивилась его явному интересу к тому, что было для неё такой скучной старой сказкой.

«Вы, конечно, знаете», - продолжала она, и на её лице промелькнула печаль, - «что мой отец никогда не выходит за ворота парка. Иногда он неделями не выходит из дома. Тогда это действительно ужасно. Если бы он иногда уезжал или встречался с людьми, он бы не так сильно переживал о прошлом, возможно».

«Это была комната моей матери», - продолжила она после небольшой паузы, видя, что её слушатель надеется услышать больше. «Она родилась там, как и я. Видите, в маленьком саду, обнесённом стеной, есть ворота в «сад миледи». Моя бабушка была «миледи», и никогда не будет другой представительницы нашего имени и расы. Титул вымер, потому что наследовала женщина; не было наследника мужского пола. Мой дед женился дважды, и у него был наследник - дорогой, дорогой маленький мальчик, так говорят мне старики в деревне. Они все его любили. Они любили и мою мать - она была его сводной сестрой - мой дед женился дважды, вы должны понимать, и она была единственным ребёнком от его первого брака. Её мать умерла молодой, и мой дед женился снова. Маленький мальчик был любимцем жителей деревни и жильцов, потому что им нужен был мужчина для наследования, и они не хотели, чтобы титул вымер. Мой дед боготворил его. Он боялся отдать его в какую-нибудь школу, почти боялся выпускать его из виду. Они жили здесь очень тихо, и моя мать была почти похоронена заживо», - она собиралась сказать «как я», но решила не делать этого и продолжила. «Мой дед нашёл воспитателя для маленького лорда, как называли его люди; перепробовав нескольких, один завоевал его доверие, и он разрешил ему ездить с ним верхом и купаться, хотя никогда бы не доверил его даже одному из старых слуг. Моя мать и воспитатель были тайно помолвлены, и моя мать была готова убежать с ним, её жизнь была такой скучной, но он, казалось, не был готов к этому, так она сама мне говорила. Потом наступил ужасный день, когда произошёл несчастный случай во время купания в большом озере за тем тёмным поясом деревьев. Мальчик любил купаться там, и поскольку воспитатель был опытным пловцом, ему разрешили ходить с ним. Однажды ребёнок зашёл слишком далеко, и его силы иссякли. Это одинокое место, но среди деревьев был дровосек, и он сказал, что воспитатель не выплыл к нему сразу, а дал ему утонуть. Мой бедный дедушка чуть не сошёл с ума от горя - ему пришлось переносить потерю в одиночку, ведь мать ребёнка умерла - он закрылся в той комнате и никого не видел. Моя бедная мать сбежала с воспитателем - да, - продолжила она после паузы, - он мой отец. Только когда они ушли, дровосек рассказал свою историю. Мой дед умер в той комнате, проклиная моего отца. Он хотел бы лишить его всех выгод от его нечестивого поступка - если он действительно совершил его, о чём никто, кроме него самого, не может сказать наверняка, - но имущество передаётся по наследству, поэтому последний лорд Лифден умер в несчастье. Потом мои отец и мать вернулись сюда жить, он взял её имя, и я родился здесь. И теперь вы видите нас!»

«Я рассказываю вам всё это», - продолжила она через минуту, - «поскольку вы действительно приехали сюда поселиться - ведь вам будут рассказывать всякие истории, и вы можете знать истинную для начала. Мой отец однажды рассказал мне о смерти ребёнка, и я не верю в его вину, но люди верят. Он сказал мне, что был напуган, когда мальчик закричал, возникнув в тёмной форме, которая внезапно встала перед ним и помахала ему рукой. Я полагаю, именно это сделало его спиритуалистом, потому что он считал, что это был злой дух, и считает так до сих пор. Он говорил, что именно этот дух входил в запертую комнату, когда он оставался там один, и мучил его, и так пугал мою мать, когда она умирала. Но в последние годы он утверждает, что это дух моего деда, разгневанный на него и решивший наказать его, и в это верят слуги и жители. Они думают, что это он так громко разговаривает, когда там проводятся тёмные сеансы с этими спиритуалистами, которые приезжают из Лондона. Они думают, что это он издаёт странные звуки, когда всё спокойно и даже ветер не шевелится, и что это он разбрасывает вещи по ночам».

Две крупные обжигающие слезы навернулись ей на глаза и задрожали на длинных тёмных ресницах; она нетерпеливо смахнула их.

«Разбрасывает вещи по ночам?!» - повторил мистер Кин тоном человека, одурманенного удивлением.

«О, да, там, конечно, слышны странные звуки, обычно тёмными ночами, и говорят, что моего дедушку видели стоящим у ящичного дерева в саду, пугающим тех, кто мельком видел его - и всё это потому, что он был зол на моего отца и поссорился с ним. Но я много слышала о моём дедушке от его старых слуг и жителей, и он был милым, добрым человеком, и я не верю, что он мог так пугать людей. Потому что он пугает не моего отца - мой отец говорит, что это дух моей матери закрылся там, что она боялась умереть и боялась уйти, и сказала в конце концов, что она всегда будет оставаться в этой комнате, и что мой отец должен охранять её и держать запертой. Всё было лучше, и он был веселее и добрее, пока держал её запертой, но с того дня, как ушла моя последняя гувернантка и он вошёл туда очень злой, всё стало ужасно. Он начал приглашать спиритов из Лондона и сидеть с ними в темноте, и эти ужасные люди говорят, что видят и слышат мою мать. Это то, что они называют спиритическим сеансом; они проводят его сейчас, как я вам уже говорила».

Наступило молчание; двое молодых людей стояли неподвижно в благоухающем цветами летнем воздухе и смотрели вниз на тёмное, закрытое ставнями окно. Наконец мужчина заговорил, довольно робко, но очень серьёзным и тревожным тоном.

«Вы не верите, что дух вашей матери находится в той комнате?» - спросил он.

«Нет, - сразу же ответила она, - не верю». После минутного колебания она добавила: «Я могу представить её здесь, на солнце, среди цветов, но не в этой ужасной тёмной комнате».

«Полагаю, это всё сплетни слуг и бессмысленные страхи», - сказал практичный молодой человек. «Конечно, там ничего нет - это всё воображение».

«Да», - ответила Лили. «Конечно, это всё воображение. Но я бы хотела, чтобы ключ потерялся - в доме всегда возникает жуткое чувство, когда открывают дверь. Ну вот, на сегодня я достаточно об этом говорила! Давайте пойдём дальше и повидаемся с Дианой».

Она поднялась и пошла по дороге к конюшням, глядя уже не на дом, а вдаль, на простирающиеся вдали дивные болота. Кин же, следуя за ней, снова и снова смотрел на тёмное, закрытое ставнями окно и маленький, обнесённый стеной сад с самшитовым деревом, стоящим прямо посреди него.

Диане было объявлено, что она, конечно, нездорова, и всё остальное было на время забыто её любящей хозяйкой и доктором.

Лили осталась в конюшне, пока лошадь лечили, а потом прошла немного по дорожке рядом со своей тёзкой.

«Я много рассказывала вам о своей семье, мистер Кин», - сказала она со свойственной ей простодушной откровенностью, - «расскажите мне что-нибудь о вашей. Почему вы приехали в такое глухое место, как это?»

«Моим братьям не нравится, что я ветеринар», - сказал он, - «поэтому я решил, что мне лучше не находиться рядом с ними. Мы - медицинская семья, все врачи - мои братья, мой отец и дед. Мне ничуть не нравится быть врачом, и я довольно ловко управляюсь с лошадьми, поэтому я решил идти своим путём. Мой отец умер, а братья все женаты, поэтому мама поддержала меня и решила жить со мной здесь. Не могли бы вы приехать и навестить её? Я знаю, что нас не могут посещать семьи из округа, но вы могли бы прийти, как вы ходите в другие дома!»

«О, мистер Кин! « - воскликнула Лили.

Кин рассмеялся.

В этот момент на проезжей части дома показался экипаж, который вёз профессора спиритизма на станцию. Кин вскочил на коня и, сняв шляпу перед девушкой, галопом помчался по дороге. Лили стояла неподвижно, глядя ему вслед и следя за каретой. Проезжая мимо, она поклонилась мужчине, который смотрел ей вслед, - смуглому, серокожему человеку, который ей очень не понравился во время обеда, на котором ей пришлось выступать в роли хозяйки. Несколько раз она замечала, что он косо смотрит на неё, и это её возмущало. Она была рада, когда обед закончился и её отпустили; ведь от неё никогда не ожидали, что она будет иметь какое-либо отношение к происходящему в запертой комнате, в которую ей никогда не разрешалось входить. Иногда ей очень хотелось откинуть и дверь, и окно нараспашку. Но с таким же успехом она могла подумать о том, чтобы вскрыть могилу своей матери или совершить какой-нибудь другой экстремальный акт святотатства. И, кроме того, у неё не было ключей, потому что отец носил их на шее. Иногда ей приходила в голову ещё более дикая мысль - сжечь эту часть дома. Если бы это было сделано ночью, никто бы не погиб. Но она смеялась над собой, когда ей приходили такие мысли; она была слишком здоровой и честной, чтобы принимать их. Иногда они возникали от нетерпения, которое казалось ей абсурдным. Но, к сожалению, по своим последствиям это было более чем абсурдно. Это повлияло на жизнь её отца и изменило её собственную. Это происходило всё чаще, и с ясной проницательностью юности она это отчётливо видела. Поначалу запертая комната и мрачность отца казались оправданием после смерти жены - особенно мучительной смерти для наблюдателей, потому что она была страшно напугана. Иногда Лили казалось, что такой страх может быть вызван только чувством вины. Но она любила свою мать и гнала эту мысль прочь. Угрюмый, фригидный нрав отца казался скорее результатом вины, чем горя, но, как бы ни была она окружена мрачными мыслями, она не поддавалась им. Она знала, что, по мнению отца, все соседи считали его виновным в смерти маленького наследника, находившегося на его попечении, или, во всяком случае, в том, что он не приложил достаточно усилий, чтобы предотвратить её. Это была его первая изначальная причина не выходить из дома. Он был в безопасности в уединении своего прекрасного дома, и ему не хотелось выходить на улицу или выходить в общество, чтобы на него смотрели с подозрением. Но затем, это переросло в привычку. Он прожил свою жизнь на своей земле и редко выходил в парк даже днём. Он не видел никого, кто бы ему ни позвонил; на любое приглашение он отвечал самой холодной вежливостью. Это было, когда Лили была маленькой девочкой и проводила свою детскую жизнь в садах или в большой детской, выходящей на юг. Она почти не видела одинокого, холодного человека, который был хозяином. Конечно, он был чужаком; не буфетчица и не рабочий с фермы, но он знал и понимал это, и показывал это скрытой дерзостью, которую они ему оказывали. Он не был Лифденом, хотя и занял место их Лифдена и пользовался их наследством. Он получил эту фамилию, когда женился на наследнице; Лили почти ничего не знала о том, что происходило в то страшное время, как называли его некоторые жители деревни, когда её мать вышла замуж.

Никто не хотел описывать ей ярость её деда, когда он обнаружил, что его дочь, единственная представительница рода, последовавшая за ним, решила выйти замуж за воспитателя - этого «низкого человека», этого «ничтожества», как называл его старый лорд, и человека, виновного в смерти наследника. Когда наступила кульминация, он уже давно покинул Лифден, и господин постарался забыть о его существовании. Потом он обнаружил, что живёт неподалёку и каждый день встречается с «мисс Лифден из Холла», и, когда мисс Лифден гневно обвинили в этом, она заявила о своей решимости выйти за него замуж. Лили слышала, как её прекрасная молодая мать встретила гнев лорда Лифдена с гордо поднятой головой и сказала: «Ты можешь подозревать и презирать его, отец, но мне не с кем сравниться. Вы воспитали меня как монахиню, и я не знаю других мужчин. Вы никогда не думали обо мне, пока у вас был мой брат, и не думали с тех пор, когда потеряли его. Я собираюсь быть свободной. Я уезжаю; я не буду сидеть здесь всю жизнь». Всё это было впустую - её отец ничего не ответил. Он был полностью поглощён маленьким мальчиком. Так непокорная юная красавица, жаждавшая просто удовольствий и перемен, не заботясь ни о социальном положении, ни о мнении своего класса, вышла замуж и уехала за границу. Она была хорошо обеспечена, имея состояние своей матери; но она была немного удивлена, когда узнала, что ей пришлось оставить своего мужа. Они жили за границей до тех пор, пока не пришло известие о внезапной смерти лорда Лифдена, и тогда они вернулись и вступили во владения. «Ничтожный парень», «безродный», стал господином, лордом поместья, и правил, пока жила его жена. Когда она умерла в муках и ужасе, он, казалось, испытывал единственное удовлетворение от управления. Он был маленьким царём в своих владениях, и впоследствии даже Лили, бесстрашное и любящее юное создание, иногда испытывала страх перед ним. Он был суровым, жёстким хозяином и деловым человеком. Это казалось естественным; он жаждал власти и имущества, и он их получил. Теперь, когда жены не стало, и дочь не достигла совершеннолетия, они принадлежали только ему. Конечно, он страдал от мысли, что если он окажется среди друзей и равных семьи своей жены, то его будут презирать и смотреть на него свысока - возможно, даже втайне считать виновным в преступлении, - но он преодолел это затруднение, так и не столкнувшись с этим испытанием. Он жил в безопасном и роскошном уединении, где мог позволить себе относиться к мнению окружающих с полным безразличием. Но не было ли это колоссальным эгоизмом? Даже неопытной Лили казалось, что история может повториться печальным образом, и что как её мать никогда не видела мужчин брачного возраста, кроме воспитателя её брата, так и она сама может никогда не увидеть никого, кроме врача Дианы. Она рассмеялась, когда эта мысль пришла ей в голову, когда она стояла на обочине дороги, и решила: «Нет! Я пойду, побуду у тёти Изабеллы и попрошу её пригласить баптистского священника на чай».

Тётя Изабелла была сестрой отца Лили, который возражал против того, чтобы Лили иногда навещала её. Она была вдовой бакалейщика, вполне обеспеченной для своего жизненного пути и очень добросердечной; но что она могла сделать для Лили, представительницы старинной линкольнширской семьи? Если бы не она, Лили не знала бы, что такое улицы, магазины и театры, и она была благодарна ей и любила её, хотя у двух людей не могло быть меньше общего, чем у этих двоих. Единственной основой для их разговора были добрые чувства с обеих сторон.

Лили размышляла обо всём этом, пока медленно шла к дому. Она отчётливо вспомнила полную перемену, произошедшую в её отце около четырёх лет назад. Она стала жертвой целого ряда гувернанток, все из которых возражали против запертой комнаты и странных звуков, которые, по словам некоторых из них, они слышали там по ночам. Одна или две ушли без предупреждения или вознаграждения, просто сказав, что боятся оставаться. В последний из этих случаев господин впал в ярость; это было необычно для него, так как обычно он был тихим и сдержанным. В порыве гнева он подошёл к двери запертой комнаты, широко распахнул её и вошёл внутрь, оставив дверь открытой. Через несколько мгновений он снова вышел в пустой зал, так как все разбежались по дальним углам дома. Он закрыл и запер дверь и, крепко держа ключ в руке, шатаясь, подошёл к стулу и тяжело, словно одурманенный, сел. Он долго оставался один, но наконец в зал вошёл старик-слуга и, увидев белое лицо хозяина, пошёл и принёс ему бренди, которое он выпил, не подозревая, что делает это. После этого он некоторое время был болен, и он стал другим - раздражительным, неразумным, иногда задиристым, с холодным взглядом в глазах, который Лили воспринимала как нечто новое. Она приняла всё это как результат болезни. Затем он занялся спиритизмом, и его единственным интересом было пригласить к себе какого-нибудь профессора в этом искусстве и проводить сеансы в тёмной, запертой комнате. После этого этапа Лили стала совсем не нужна, он её почти не замечал.

«Все эти люди обманывают его», - подумала Лили в своей юношеской мудрости, - «его рассудок, должно быть, помутился. Это был ужасный человек, который приходил сегодня. Конечно, он обманщик, а отец платит им много денег и верит в них, я полагаю! Интересно, зачем он это делает? Я должна кому-нибудь рассказать об этом. Я уговорю его отпустить меня на неделю к тёте Изабелле и расскажу ей. Я бы хотела, чтобы он пригласил её сюда, и она могла бы сама судить. Я спрошу его».

Так размышляя, она взбежала по широким каменным ступеням дома своих предков и вошла в тенистый, приятный холл - очень одинокая девушка. Старик-слуга встретил её.

«Отец ещё не смотрел свои письма!» - сказала она себе, заметив серебряный салфетник, где лежали нераспечатанные письма.

«Я послал за доктором, мисс Лили», - сказал мужчина. «Госоподин нездоров».

«Я послал за доктором! О, Томас! В чём дело? Где отец?»

«В своей комнате, мисс; и я думаю, мисс, вам лучше к нему не ходить. Он в очень странном настроении, это господин, и я думаю, поскольку я достал ему всё, что он хотел, нам лучше подождать, пока придёт доктор Эш, прежде чем беспокоить его ещё больше».

Лили в ужасе посмотрела на мужчину.

«После таких сеансов всегда ужасно, как я уже говорила мистеру Кину», - пробормотала она про себя. И тут ей захотелось, чтобы вместо доктора Эша пришёл мистер Кин.

Глава II

Когда нынешний господин вступил в должность хозяина Лифден-Холла, он испытывал сильный страх перед слугами и прислугой, большинство из которых жили здесь достаточно долго, чтобы помнить его как воспитателя. Ему удалось отказаться от услуг тех, кто доставлял ему наибольшее беспокойство, и сохранить тех, кто выказывал ему то, что он считал должным уважением. Томас занимал свое место и улучшал его таким образом. Доктор Эш был вызван к слуге и проявил такое глубокое уважение при встрече с хозяином Холла, что был назначен на желанную должность лечащего врача семьи. Господин Лифден ни при каких обстоятельствах не позволял посылать к нему никого другого. Он не принял бы визита от одного из умных «первоклассных людей», которые ездили в большие дома на своих автомобилях, как и звонка от любого из жителей графства, которые жили в этих больших домах. Это хорошо понимали, и доктор Эш, как само собой разумеющееся, приезжал в Лифден на своей старомодной машине. Он очень гордился тем, что является врачом Холла, но, поскольку Лили никогда в жизни не болела, а штат прислуги был невелик, это не имело большого значения для его дохода. Это был маленький пухленький человечек, с пуговкой рта и мерцающими глазами, из-за чего он никогда не казался серьёзным.

Мистер Лифден, казалось, очень рассердился, увидев его в этот раз, и уставился на него самым недружелюбным образом.

«Я не говорил тебе посылать за доктором Эшем, Томас».

«Нет, сэр, я действовал под свою ответственность. У вас лихорадка, сэр, вот что это такое; я в этом уверен».

Мистер Лифден отвернулся от доктора и устремил свой холодный, блестящий взгляд на слугу.

«Я что, сказал вам, что прекрасно знаю, какой вы старый лжец и вор? Это факт, вот и всё, и я был слишком добродушен с тобой».

Доктору Эшу удалось пощупать пульс своего пациента, и Томас ускользнул. Он ждал в коридоре, когда доктор Эш выйдет.

«С ним всё в порядке», - резко ответил доктор; улыбка и блеск были менее заметны, чем обычно.

«Но, доктор, он сказал мне, что лёг спать навсегда и больше не собирается выходить из своей комнаты!»

«Да, он очень странный. Это спиритические сеансы. Я бы хотел, чтобы мисс Лили была в возрасте; но поскольку она не в возрасте, нам придётся найти кого-нибудь из родственников, чтобы он приехал и взял на себя ответственность, если такое будет продолжаться.»

«Вы не сказали ему об этом?» - спросил Томас благоговейным шёпотом.

«Нет-нет! Я просто сказал ему, чтобы он молчал. Он просто в очень плохом настроении. Не подходите к нему, только если вы не обязаны это делать».

Лили настигла доктора в коридоре - бедняга надеялся ускользнуть от неё.

«Я пришёл к выводу, мисс Лифден, что это просто умственное напряжение, связанное с этими его занятиями. Физически всё в порядке».

Лили с удивлением посмотрела на доктора.

«Психическое напряжение?» - повторила она вопросительным тоном.

Доктор колебался, стоит ли ему говорить дальше, и решил не говорить.

«Я приду завтра», - сказал он. «Доброй ночи, мисс Лифден. И не волнуйтесь, господин действительно не болен».

Он ушёл, радуясь возможности выбраться из дома. За те несколько минут, что он провёл наедине со своим пациентом, он получил несколько сильных потрясений. Никогда прежде ему не говорили таких грубых вещей. Он не был уверен в том, что завтра придёт сюда, если с ним будут так обращаться.

Лили села в холле и попыталась подумать, что она может сделать. Ей казалось, что она может только ждать и смотреть, что произойдёт. Вдруг раздался звонок из комнаты её отца, и Томас поднялся наверх, но не очень быстро. Вскоре он вернулся, неся в руках телеграфный бланк с написанным на нём карандашом сообщением.

«Господин приказывает мне немедленно отправить это на почту, мисс», - сказал он, положив бланк перед ней на стол, возле которого она сидела. Она посмотрела на него в недоумении.

«Это тому тёмному джентльмену, который пришёл на обед, а потом зашёл в запертую комнату с хозяином», - объяснил Томас.

Лили взяла его и прочитала. «Немедленно верните кольцо с бриллиантом, которое вы взяли со стола в запертой комнате».

«О!» - только и смогла сказать Лили. В её мозгу пронеслись мысли самого запутанного характера.

«Я не думаю, мисс», - сказал Томас, - «что это можно отправить телеграммой. Если бы вы положили это в конверт и адресовали его этому мрачному джентльмену, было бы лучше».

«Но что всё это значит? « - спросила Лили.

Томас, которого самого недавно назвали вором, не стал пускаться в объяснения.

«Я слышал, как хозяин бормотал про себя, мисс, что это кольцо вашей матери, и что ему придётся потом отчитываться перед вами за него, и что этот тёмный джентльмен зашёл слишком далеко. Он должен был взять что-то, чтобы сделать связь с мисс, говорил он, а что он имел в виду, мисс, я не могу сказать. В любом случае, тёмный человек взял больше, чем имел в виду хозяин и это ясно. Но что меня озадачивает, так это откуда хозяин знает. Я уверен, что он не выходил из своей комнаты».

«Ну», - предположила Лили, которая была практичной даже в самые запутанные моменты, - «вероятно, папа думал, что он сам взял это и обнаружил, что это не так».

Томас ничего не сказал, так как объяснение казалось разумным.

«Ну, мисс, мне отправить эту телеграмму?»

Колокольчик снова зазвонил очень громко. Томас ответил на него и вскоре вернулся.

«Придётся, мисс. Один из конюхов должен немедленно отправиться. Хозяин очень зол».

Лили ничего не заметила. Всё это слишком озадачило её. Когда Томас ушёл, она медленно поднялась и вышла в коридор, в котором находилась запертая дверь. Она встала рядом с ней и положила одну руку на засов.

«Как бы я хотела знать, что делать», - сказала она себе. И тут ей пришло в голову сделать нечто удивительно необычное и смелое в этом доме, но в то же время вполне практичное и обыденное. Она сразу же поднялась в комнату отца и смело заговорила с ним.

«Мне жаль, что ты болен, отец», - сказала она; «поскольку ты не можешь спуститься, дай мне ключ от запертой комнаты, и я поищу кольцо, которое пропало. Поскольку оно лежало на столе, то, скорее всего, его сбили - ведь вы были там в темноте, не так ли?».

Она не смотрела на него, пока говорила, а занималась тем, что раскладывала какие-то вещи на письменном столе, стоявшем возле двери. Отец ничего не ответил, и через мгновение она, удивлённая и поражённая тишиной, посмотрела в сторону большой кровати с резными дубовыми столбами и красивым старинным балдахином. Очевидно, отца поддерживала большая груда квадратных подушек; но теперь он откинулся на них, выглядя очень исхудалым и высоким. С его шеи свисала длинная цепь, а две его руки крепко сжимали то, что было на ней подвешено. Лили поняла, что это был ключ от запертой комнаты. Он пристально смотрел на неё, и когда её взгляд переместился с цепочки и сцепленных рук на его лицо, она встретила его полный взгляд и яростно вздрогнула. Он пристально смотрел на неё взглядом, который заставил её вздрогнуть - холодным, жестоким, злым, да, злым - она поняла, что в этом взгляде была ненависть. Это был взгляд незнакомца; в нём было что-то ужасно незнакомое - более чем незнакомое - абсолютно странное. Они смотрели друг на друга в течение долгого страшного мгновения, а затем Лили медленно отвернулась и вышла из комнаты. Она тихо закрыла дверь, спустилась по лестнице и вышла через холл на воздух. Она вдруг осознала своё абсолютное одиночество. Она растерянно стояла в мягком воздухе летнего вечера. Вскоре жажда дружеского чувства почти бессознательно привела её к конюшне, и она утешилась, положив голову на мягкую шею Дианы. Старая лошадь повернула голову и тихонько задышала на прекрасную шею своей молодой хозяйки. Слёзы навернулись на глаза Лили, но не упали - они высохли на длинных ресницах. Она была слишком озадачена, слишком поражена, чтобы плакать. К тому же она была слишком подавлена внезапным осознанием своего одиночества и изоляции. Неужели у неё действительно не было друга в мире, кроме старой каретной лошади?

Чудесные и таинственные силы человеческой жизни, которые сводят людей вместе совершенно необъяснимым для тех, кто считает, что всё происходит случайно, именно тогда, когда девушка стояла одна и знала об этом, привели к ней неизвестных друзей и врагов из разных уголков мира. Тот, кто никогда не слышал её имени и не знал о её существовании, в этот самый момент обдумывал план действий, который неизбежно должен был свести их вместе, если будет выполнен. Это была девушка примерно возраста Лили, возможно, на год старше; простая, непривлекательная девушка, с плохим цветом лица, узкими глазами, близко посаженными друг к другу, и тонкогубым, жёстким ртом. Ей приходилось бороться за себя в очень несимпатичном мире с тех пор, как она себя помнила, и это сказывалось на ней.

Её звали Сара Лэнгли, она работала кассиром в магазине чулочно-носочных изделий в Чипсайде. Она отработала свой день, поужинала в ресторане X.Y.Z. и только что вошла в комнату, в которой спала, держа в руке газету. У неё была соседка по комнате, которая вернулась раньше и лежала на своей узкой маленькой кровати, выглядя очень уставшей. Комната, в которой они спали ночью, была одной из таких комнат в доме. Их занимали девушки, работающие в магазинах, где «жить» было невозможно. Это были только спальные комнаты, и ни один жилец не должен был находиться в них в течение дня. Даже чайник нельзя было вскипятить на спиртовой лампе, и жильцы должны были выходить на каждый приём пищи - даже в праздники. Для такой жизни требуется много здоровья и сил.

«Устала, Элис?» - спросила Сара Лэнгли свою соседку по комнате, садясь и раскрывая газету.

«Смертельно устала», - ответила Алиса, не решаясь открыть глаза.

«Мне всё это надоело», - сказала Сара. «Управляющая сказала мне, что я сегодня пополнела. Я знаю, что это значит. Скоро я получу нагоняй. Это из-за моей жалкой талии. Утягиваться не получается. В больнице мне сказали, что надо делать операцию. Но у меня не хватает на это смелости. А один доктор сказал мне, что, по его мнению, мне нужны только свежий воздух и хорошая еда».

Алиса подняла усталые веки, и её добрые тёмно-карие глаза уставились на Сару.

«Мне очень жаль», - просто сказала она.

«Я злюсь», - яростно ответила Сара, - «жизнь слишком тяжела для таких девушек, как я. Я не настолько сильна, чтобы поступать, как некоторые, и ходить весь вечер с мужской рукой вокруг моей талии, ища удачи». «Нет!» - с внезапной энергией, «я хочу чего-то другого».

Усталые глаза Алисы снова закрылись. «Что-то другое» было недоступно её усталому разуму. Сара снова посмотрела на свою газету, которая была грязной и потрёпанной на сгибах.

«Вы знаете о спиритизме? « - спросила она.

«Нет», - сонно ответила Алиса.

«В последнее время раз или два приходил один парень с почты, покупал новые вещи, и он сказал мне, что ему нужно что-то другое, чем его нынешняя работа. Конечно, я захотела узнать, что это может быть, и в конце концов он сказал, что это спиритизм, а сегодня он дал мне посмотреть эту газету, в которой много об этом написано. Некоторые люди хотят получить послания от своих умерших родственников, и работа заключается в том, чтобы получить их для них. Вот, собственно, и всё. Но вы должны добраться до людей. Этот парень попросил кого-то, чтобы он по вечерам общался с некоторыми из этих людей, и он тренировался на своём чердаке с маленьким столиком. Он говорит, что у него получается, и на днях сорвал куш. Подумать только! «

«Он придумывает сообщения? « - сонно спросила Алиса.

«Я не знаю», - сказала Сара с некоторой неловкостью. «Я предполагаю, что да».

«Похоже на обман», - заметила Элис.

« В этой газете много пишут, - продолжила Сара, - «о большом доме в деревне, где есть запертая комната с призраком. И спиритуалисты, как я понимаю, так они называются, спускаются туда и получают деньги, чтобы войти в тёмную комнату и получить послания от призрака. Я не думаю, что мне стоит бояться», - задумчиво сказала она.

Ответа не последовало, Алиса спала. В этот момент газ отключили на счётчике, и Саре пришлось поспешно раздеваться в темноте, размышляя, испугается ли она, если в запертой комнате будет темно. Если бы она была где-нибудь рядом с запертой комнатой в течение этой ночи, она, вероятно, испугалась бы. Другие люди, во всяком случае, были людьми, которые должны были привыкнуть к тому, что кухарка называла «происходящим». Постоянный стук, похожий на работающий паровоз, не прекращался до самого утра.

Томас, после долгого душевного волнения, пошёл в комнату хозяина и тихонько открыл её, уверяя себя, что никого там не найдёт. Но он так и сделал: господин Лифден сидел на своей куче подушек и прислушивался. Томас поспешно удалился, обнаружив позади себя Лили. Она заглянула в щель двери и увидела, что её отец находится в своей комнате.

«Томас, - прошептала она, - в чём дело?»

«Я не знаю, мисс, - ответил испуганный слуга, - может это дьявол! «

Лили отвернулась, ничего не ответив, и вернулась в свою комнату.

«Это надо как-то остановить», - сказала она себе. «Я не достигну совершеннолетия ещё два долгих года. Тогда этот дом будет моим, и я прикажу открыть эту комнату. Но до этого мы все можем быть выведены из себя. Утром я пошлю за тётей Изабеллой. Во всяком случае, будет с кем поговорить».

Утром экономка, которая устроилась сравнительно недавно, и две горничные поручили Томасу сообщить хозяину, что они немедленно уходят, если не будет предложено удовлетворительное объяснение ночных шумов. Томас вернулся с поручения и сообщил, что хозяин сказал только, что они - стая дураков. По словам Томаса, он не думал ни о чём, кроме телеграммы, которую принёс ранним утром почтальон и в которой был ответ от профессора спиритизма, отрицающий все знания о бриллиантовом кольце. Позже утром пришла ещё одна телеграмма. Прочитав её несколько раз, господин отбросил её в сторону, и только сейчас Томас воспользовался возможностью взглянуть на неё.

«Кольцо материализовалось на стойке в Балхэме. Я не присутствовал, но описание совпадает».

Чудесный тест, если это так. Получу разрешение принести его вам завтра.

Томас взял на себя смелость заверить свою молодую хозяйку в сохранности её кольца при следующей встрече с ней.

«Оно найдено, мисс, он сказал, что оно материализовалось, так он это называет. Интересно, что он имеет в виду. Вы можете сказать мне, мисс?»

«Нет, Томас, я не могу», - ответила Лили. Ни один из них не знал ничего о жаргоне культа, и молодая хозяйка, и старый слуга были искренне озадачены.

Лили поняла, что отец не звал её, что он приготовил превосходный завтрак и принёс всё, что только можно было придумать, чтобы доставить ему удовольствие, но он не выглядел довольным; поэтому она не пошла к нему в комнату. Она написала своей тёте, попросив её навестить их, просто сказав, что её отец выглядит не в духе. Она решила отправить письмо сама, и так велика была её нерешительность по поводу того, отправлять ли его в конце концов, что она пошла в городское почтовое отделение, обдумывая всё в уме. Когда она стояла перед широким отверстием ящика в стене почтового отделения, держа письмо в нерешительной руке, она услышала приятный голос: «Доброе утро, мисс Лифден. Диане лучше, вы не знаете?»

Мистер Кин раскладывал письма, и его письмо легло в почтовый ящик так решительно и быстро, что ей захотелось последовать его примеру, и она быстро опустила своё. Повернувшись, она увидела красивую, хорошо одетую женщину, стоявшую рядом с мистером Кином. Сходство было настолько сильным, что не понадобилось никакого вступления, чтобы сказать ей, что это его мать. Через мгновение она обнаружила, что идёт по Хай-стрит в очень приятном дружеском сопровождении. Миссис Кин остановилась у большого квадратного каменного дома, который стоял среди магазинов, прямо на улице.

«Зайдите и отдохните немного, мисс Лифден?» - сказала она. «Это долгая прогулка для такого жаркого утра».

Лили охотно согласилась и последовала за хозяйкой по низким ступенькам в маленькую прихожую, которая напомнила ей пригородный дом тёти Изабеллы, а затем в квадратную гостиную, которая показалась ей маленькой и простой и скорее напоминала комнату экономки в Лифдене. Но она сразу заметила то, чего не видела больше нигде в своём ограниченном опыте - множество книг и журналов, не на полках и не убранных, а разбросанных на центральном столе, очевидно, постоянно используемых. Миссис Кин улыбнулась, заметив удивлённый взгляд Лили.

«Садитесь здесь», - сказала она, протягивая девушке низкое тростниковое кресло-качалку, которое, как она сразу же обнаружила, было удобнее любого из кресел в Лифдене. «Это моё кресло для чтения; мне нравится сидеть рядом со столом и менять книгу, не вставая. У меня никогда не было времени читать, пока росли мальчики, и теперь я наслаждаюсь этим. У меня есть книги из двух или трёх библиотек в Лондоне, так что вы будете знать, куда приходить, когда захотите что-нибудь почитать. К концу недели все они исчезнут, и на их место придёт новая партия. Если там есть что-то, что тебе нравится, возьми это, потому что Джим легко сможет принести это обратно».

Лили перевернула несколько книг, и в этот момент перед ней упала утренняя газета, небрежно брошенная на столешницу, с параграфом наверху, который привлёк её внимание. Она остановилась, чтобы прочитать его. В нём неясно и осторожно, но безошибочно описывался исторический особняк, в котором была запертая комната, в которой, по слухам, обитал призрак. Она вскрикнула: «О! Они имеют в виду Лифден? « - сказала она. «Не может быть другого».

Миссис Кин оглянулась и увидела, что она читает.

«Я этого не видела», - сказала она серьёзно. «Мне жаль, что вы увидели это здесь. Но я слышала об этом. Конечно, люди говорят обо всём необычном. И Джим рассказал мне, что вы говорили ему вчера об этом».

Лили опустилась обратно в кресло.

«Сегодня всё гораздо хуже, - сказала она низким голосом. «Отец, кажется, совсем изменился».

«Совсем изменился!» - воскликнула миссис Кин.

«Да, он ни капли не похож на себя; и он лёг в постель и говорит, что собирается оставаться там навсегда. Доктор Эш был у него и сказал, что он совершенно здоров».

«Как необычно!»

«Это кажется таким странным в такую прекрасную погоду, если он действительно не болен. Он всегда так много гулял в саду. Вчера вечером он развёл огонь и сказал, что ему зябко. О, миссис Кин, - внезапно воскликнула она, - если бы я только могла открыть эту запертую комнату, я сделаю это, когда достигну совершеннолетия; но ждать так долго - два года! Все несчастья приходят из этой комнаты, хотя я не знаю, почему это должно происходить».

Миссис Кин смотрела на неё с большим интересом, пока она говорила, и с сочувствием. Наступила небольшая пауза, пока она обдумывала сказанное Лили.

«Ваш отец - спиритуалист?» - сказала она наконец.

«Да», - ответила Лили.

«А вы, как я поняла из слов моего сына, не верите в спиритизм?»

«Я ничего об этом не знаю», - просто ответила Лили.

«Тогда вы никогда не имели ничего общего с этими спиритическими сеансами?»

«О, нет, я понятия не имею, что происходит. Но я знаю, что они делают нас всех несчастными, и это ужасно. Отец говорит, что обещал маме, что в той комнате ничего никогда не будет сдвинуто с места, и что она не хотела, чтобы её открывали, и много лет он не заходил туда; потом он зашёл, и с ним что-то случилось, и он всё время хочет туда зайти и взять этих странных людей, которые получают для него сообщения. Я ненавижу всё это. Может, мне действительно одолжить некоторые из этих книг? Я вижу некоторые, которые я бы с удовольствием прочитала. У нас нет новых книг, и мы никогда никуда не ходим. Я бы хотела, чтобы отец взял меня за границу, как он брал маму, но это бесполезное желание! Здесь есть книга об Италии - я знаю, что мы много там были, когда я была маленькой, и я бы хотела почитать об этом».

Неся с собой книги, которые она рассматривала на ходу, и ободрённая тем, что у неё случился небольшой всплеск эмоций, Лили пошла домой так быстро, как только могли её нести лёгкие ноги. Ведь, как она объяснила миссис Кин, неизвестно, что могло случиться, пока её не было дома. Когда она пробежала через лужайку и поднялась по ступенькам, то обнаружила сонный, тихий дом, прекрасный в своём кажущемся спокойствии. Томас, наблюдавший за её возвращением, вышел ей навстречу.

«С тех пор как вас не было, мисс, - сказал он, явно намекая своим тоном на то, что его оставили одного нести очень тяжёлые обязанности, - хозяин послал телеграмму мистеру Мурку, чтобы тот сказал ему, чтобы он не приходил завтра, что он его не увидит».

Лили издала небольшой возглас облегчения, «и он приказал застрелить Диану».

«Что?!»

«Да, мисс; это большее, чем я осмелился сделать, чтобы оттянуть время до вашего возвращения.»

«Но что он может иметь в виду, Томас? Почему?»

«Хозяин говорит, мисс, что он больше никуда не собирается, и что карета и пара больше не понадобятся, и что Диана - это только расходы и хлопоты, и он не хочет, чтобы этот ветеринар приходил сюда и выставлял за неё счёт.»

«Он должен считаться со мной», - сказала Лили, её щеки пылали. «Теперь, Томас, подготовь мальчика на пони, пусть скачет к мистеру Кину, пока я напишу ему записку. Ни минуты промедления; он должен отвести Диану в свою конюшню и позаботиться о ней там».

«Но, мисс», - заикаясь, произнёс Томас, грубо напуганный этим внезапным бунтом.

Лили нетерпеливо притопнула маленькой ножкой. В ней проявилось всё великодушие её расы.

«Поторопись!» - сказала она. «Вот, я принесу карандаш и бумагу, - схватив их со стола, - иди и постой рядом с Дианой, пока я пишу, и я прослежу, чтобы никто её не трогал. Я не оставлю её, пока она не уберётся из этого места».

«Но хозяину надо сказать», - всё ещё заикался и колебался растерянный слуга.

«Нет!» воскликнула Лили, «не раньше, чем Диана уйдёт. Тогда я пойду и поговорю с ним».

Она осуществила своё жестокое решение с помощью бесцеремонной поспешности; мальчик галопом поскакал в город и подъехал к двери ветеринара как раз в тот момент, когда он и его мать сидели за тихим обедом в середине дня, так как в это время сонный рыночный город обычно очень тих, занятый едой. Стук копыт пони привлёк внимание Кина; он вышел к двери и взял у мальчика записку.

«Прости, мама!» - сказал он, на мгновение оглянувшись в столовую, - «я должен идти; мисс Лифден хочет, чтобы больную кобылу немедленно увезли. Господин, похоже, не в себе; он приказал застрелить её, и это абсурд, ведь она хорошо себя чувствует».

Он поспешил в конюшню, приготовил телегу и отправил её, велев своему человеку ехать быстро, а сам оседлал Чёрную Лилию (так её теперь называли) и поехал следом.

Миссис Кин спокойно сидела за столом, погруженная в раздумья. Она отказалась от приятного дома и общества дорогих друзей, чтобы жить со своим мальчиком Джимом. Она никогда не жалела об этом; сегодня она была рада быть там, хотя её бесцеремонно оставили одну.

В Лифдене было большое волнение среди уменьшившегося штата слуг. Когда во двор конюшни въехала карета скорой помощи, из задних окон выглядывали изумлённые и заинтересованные лица. Даже Томас время от времени выглядывал наружу, возвращаясь, чтобы услышать какой-нибудь вызов из комнаты хозяина.

Но никаких вызовов не последовало; в доме было очень тихо.

«Хозяин думает, что мы вывели её на луг, чтобы застрелить», - сказал Томас, - «и он просто прислушивается к выстрелу. Мисс Лили сама должна будет рассказать ему, что она сделала, а не я. Она такая же своенравная, как и он, и даже хуже, потому что она Лифден, а он кто? « - презрительно подумал мужчина. Так он освежился после долгих лет рабства.

Наконец послышался топот копыт Чёрной Лилии, и Белая Лилия, стоявшая с рукой на шее Дианы, облегчённо вздохнула.

«Я так рада, что вы пришли», - просто сказала она. «Пожалуйста, забери Диану с собой и держи её в своей конюшне. Я приду и посмотрю на неё, как только смогу».

Ветеринар ничего не сказал, но повиновался без колебаний. С помощью его умелого помощника лошадь была запряжена в телегу и выведена из конюшенного двора на дорогу. Мистер Кин, сняв шляпу перед Лили, сел на неё и поехал следом.

«О, спасибо!» - сказала Лили самым сердечным тоном, но он её не услышал, потому что его лошадь топала по каменистому двору.

Ворота были закрыты, конюх и пони, соответственно, посвежели и отдохнули после тяжёлой и спешной работы; слуги отправились ужинать и разговаривать. Лили, с поникшей головой, чувствуя, что снова устала, вошла в дом и стала подниматься наверх.

«Если позволите, мисс», - сказал Томас, «используя большую дипломатию, чтобы поддержать своё искреннее желание, чтобы она получила лучшее из того, что ей предстояло, - хозяин обедает и не хочет, чтобы его беспокоили. Я только что отнёс ваш обед в столовую. Вы, должно быть, устали, мисс».

Лили ничего не сказала, но в знак благодарности повернула обратно в столовую. Она опустилась на стул у большого дубового стола, где для неё было отведено единственное место, одиноко стоявшее на широком пространстве, и съела немного из того, что ей принесли. Вдруг ей пришло в голову сказать: «Повар занимается хозяйством, я полагаю, Томас? «

«Да, мисс. Она просила передать, что хотела бы поговорить с вами сегодня днём. Экономка отдала хозяину ключи от кладовой и погреба, когда уходила, и это немного неловко».

Лили закончила трапезу в задумчивом молчании. Было ясно, что ей предстоит многое сделать.

Глава III

Сара Лэнгли торопливо собирала вещи в маленькой спальной комнате, в которую, как она надеялась, больше никогда не войдёт. Настало время Алисы, и ей не терпелось увидеть её, попрощаться и уйти. Как раз в тот момент, когда она застёгивала свой маленький сундучок и надевала пальто, вошла Алиса и в изумлении огляделась вокруг.

«Да», - с горечью сказала Сара, отвечая на её взгляд, - «сегодня утром я получила мешок и деньги. Без объяснения причин. Я знаю причину. Какой смысл мне идти куда-то ещё? У меня теперь нет фигуры, да и внешности тоже». Пока она говорила, она надевала шляпу у маленького зеркала и критически себя оценивала. «Но у меня ещё есть сообразительность».

«Что ты собираешься делать?» - спросила Алиса - всегда усталая, но очень грустная и озабоченная.

«Я собираюсь попытать счастья на лучшей работе. Я сразу же пошла к этому спириту, мистеру Мурку, и заплатила за то, что он называет сеансом. Когда он начал, это было весело, он начал шарахаться от тёмных молодых людей и светлых молодых людей. В конце концов я сказала: «Хватит, вы все в темноте», и вскоре мы пришли к взаимопониманию. Мне бы не понравилось его дело, - задумчиво заметила она. Должно быть, это очень тяжело, когда ничего не знаешь о людях».

«Но что вы собираетесь делать?» - снова спросила Алиса.

«Что я буду делать в будущем, я ещё не знаю, - ответила Сара Лэнгли, - но сейчас у меня есть работа для мистера Мурка, которая займёт день или около того, а потом я посмотрю, как пойдёт».

«Расскажите мне», - попросила Элис.

«Я еду в Линкольншир ночным поездом», - сказала Сара. «Я везу кое-что от мистера Мурка в тот странный дом, где есть запертая комната».

«О, Сара! Ты не испугаешься? «

«Я так не думаю, - ответила Сара, - это всё ерунда и чепуха, ты же знаешь. Мистер Мурк просто всё выдумал».

«И ты собираешься выдумывать?» - спросила Алиса; - это звучит не совсем правильно».

«О-правильно!» - повторила Сара.

«Но мистер Мурк не запирал ту комнату, не так ли, Сара?»

«О-нет! Она была заперта много-много лет».

«Кажется странным», - сказала Элис.

«Да, это так», - признала Сара. «Ну, я собираюсь посмотреть, на что это похоже».

«И ты уходишь сейчас? «

«Да, я заплатила здесь всё и должна идти, иначе меня посадят за то, что я не заплатила за ещё одну ночь.»

«А где ты собираешься спать?» - спросила Алиса с тревогой - она так устала, что это была первая мысль, которая пришла ей в голову в связи со смелым предприятием её подруги.

«В поезде, - ответила Сара, - так что мне не придётся нигде платить за ночлег. Теперь я должна идти, иначе меня могут выгнать. Я договорилась, что оставлю свою комнату на день или два».

«И у тебя есть деньги, чтобы уехать?»

«Да», - ответила Сара очень озабоченным тоном, «хотя это ужасная авантюра. До свидания», и соседки по комнате обменялись прощальным поцелуем без обещания написать что-нибудь, как это было бы между девушками с более скромным достатком. Элис никогда никому не писала. Она была слишком занята, слишком уставала и не могла позволить себе марки. А что касается Сары, то она так мало знала о своём будущем, что ей казалось, будто между сегодняшним и завтрашним днём захлопнулась дверь.

«У тебя есть смелость, Сара», - сказала Элис, глядя ей вслед с сомнительным восхищением.

Пока шёл этот разговор и совершенно неожиданный новый фактор готовился вторгнуться в уже нарушенный покой прекрасного Лифдена, Лили переживала самый удивительный и болезненный опыт. Впервые в жизни она подверглась настоящему издевательству.

Вторая половина дня выдалась для неё напряжённой, поскольку слугам не к кому было обращаться за распоряжениями, а для выполнения работы их было недостаточно, и ей пришлось сделать множество совершенно новых для неё распоряжений. Кухарка была весёлой и ласковой ирландкой, очень любила Лили и была довольна своим местом. Она устроилась как уютная кошка, а поскольку её комната была расположена так, что она не слышала никаких таинственных полуночных звуков - или, возможно, она спала слишком крепко, чтобы её беспокоили, - она заявила, что не беспокоится о привидениях. Но что ей действительно было нужно, так это ключ от подвала и приказ послать в город - еда и питьё были самыми важными вещами в её представлении о жизни; кроме того, она хотела, чтобы в городское бюро регистрации слуг было послано уведомление о том, что требуется несколько слуг. Всё это пришлось делать молодой хозяйке с помощью кухарки, и из-за болтливости кухарки и неопытности Лили на это ушла большая часть дня. Томасу удалось избежать вопроса о Диане с хозяином, держась как можно дальше и поспешно заводя другие темы, когда ему приходилось быть в своей комнате. Дольше обычного Лили умоляла Томаса принять участие в небольшом ужине, который приготовил для неё повар.

«Но отец!» - поспешно сказала она. «А как же его ужин?»

«Обед хозяина подан, мисс, и хозяин сейчас ужинает, и он дал мне ключ от погреба, чтобы я достал ему бутылку шампанского и немного бренди для кофе - в качестве ликёра, мисс, и я воспользовалась случаем, чтобы купить пиво для ужина в зале для слуг - хотя я очень торопилась, мисс, поскольку хозяин позвал меня с самого верха, мисс - вы были с кухаркой в комнате экономки, мисс, и я закрыла дверь. Если бы он позвонил в колокольчик, вы бы услышали; но у него не хватило на это терпения, мисс - прошу прощения, и я должна попросить вас принести ключ от пивного зала для слуг утром - они любят, чтобы оно было в одиннадцать, мисс».

Лили слушала в изумлении. Все эти вещи были для неё в новинку. Она много лет обедала с отцом и никогда не знала, чтобы он пил вино. Всё казалось изменившимся. «Вот бы тётя Изабелла приехала завтра», - подумала она, недоумевая по поводу всех этих подробностей.

И вдруг она услышала наверху львиный рык. Это был голос её отца - и не его голос...

«Лили, что я слышу? Немедленно поднимись ко мне!»

Она сразу же поднялась и увидела, что отец отступил с лестницы, с которой звал её, и ходит взад-вперёд по своей комнате. На нём был халат тёмно-красного цвета; в очаге горел огонь. Его ужин был накрыт на стол у камина, а к столу было придвинуто кресло. Он закончил и теперь курил сигару, расхаживая взад и вперёд. Он никогда не был курильщиком, и Лили никогда раньше не видела его с сигарой во рту. Она стояла у открытой двери, удивлённая.

«Итак!» - сказал он, - «ты бросаешь мне вызов, да? Ты смеешь отдавать приказы, противоположные моим? Посмотрим, кто здесь будет править. У меня есть ещё два года, во всяком случае, и всё это время меня будут слушаться! Диану приведут завтра утром и расстреляют, как я приказал».

«ТЫ этого не сделаешь!» - крикнула Лили, стоявшая у двери, великолепная и решительная.

Последовали горькие слова - Лили так и не смогла вспомнить, что было сказано с той или другой стороны; в конце концов она вышла из комнаты в бессильной ярости и без ключа от подвала, что Томас, к своему сожалению, сразу же обнаружил. Эта ночь была для неё ужасной. Она ушла в свою комнату и долго стояла, глядя из окна на прекрасный сад. Она была здесь, в своём собственном доме, в доме своих предков, защищённая, в безопасности, и всё же она чувствовала себя одинокой, чужой, отверженной. Её отец держал бразды правления. И он странно и внезапно стал непохожим на её отца, чем-то другим, чем-то ужасным, чему она должна была бросить вызов всеми силами своего чистого, гордого, молодого тела и неопытного, активного мозга. Но как такое могло случиться? Как бы мало они ни симпатизировали друг другу в последнее время, никогда не было такого ужасного кризиса, как сейчас, вспышки яростных чувств с обеих сторон. Между ними внезапно вспыхнула яростная вражда, сильная ненависть. Прошло ещё два долгих года, прежде чем она смогла выбрать свой путь, но даже сейчас Диана не должна была быть застрелена! Она крепко сжала руки. В этом она могла доверять Джеймсу Кину, какие бы приказы ни отдавал оруженосец презираемому ветеринару! Долгие часы она ходила по комнате, не в силах успокоиться; сон пришёл только на рассвете, и было уже поздно, когда наконец Полли, младшая горничная, пришла с чаем и раскрыла шторы, впустив в комнату яркий солнечный свет.

«Пожалуйста, мисс», - сказала Полли, - «в холле сидит человек, который приехал со станции; она говорит, что мистер Мурк передал ей сообщение или что-то вроде того для хозяина. И, пожалуйста, мисс, кухарка спрашивает, что нам с ней делать?»

«Отправьте её обратно», - сонно сказала Лили.

«Пожалуйста, мисс, она приехала на такси, и сказала, что будет ждать».

Лили ничего не сказала; она была не в том состоянии, чтобы обсуждать мистера Мурка или что-то связанное с ним. Она выпила чай, который преподнесла ей Полли, и снова заснула. Так Сара Лэнгли сидела в кресле в холле, крепко держа в руках запечатанный пакет, пока Томас в странном полосатом утреннем пиджаке не вступил с ней в спор.

«Хозяин ещё не завтракал», - отрывисто сказал он; «Я не могу взять на себя смелость сказать ему, что к нему ещё никто не приходил».

«Я буду ждать», - сказала Сара. И она ждала с такой глубокой покорностью, что наконец Томас немного смирился и предложил ей чай и тосты из того, что он назвал ранним завтраком слуг.

«Спасибо, - сказала Сара, - я действительно чувствую себя усталой», и она решила, что, если она когда-нибудь «ступит ногой», как она описала это для себя, на эту землю изобилия, она будет вспоминать его без излишней суровости. Не то что кухарка, которая подошла к обитой бамбуком двери, отделявшей помещения для слуг от холла, и подозрительно посмотрела на неё. И уж тем более Сара не отнеслась бы к этой королеве кухни благожелательно, если бы знала, что та сказала Томасу: «Чай и тосты для этого существа! Хозяин всегда был против того, чтобы подавать бродягам». Сара прекрасно понимала, что завтрак ей достался не по доброй воле кухарки. Она терпеливо ждала в коридоре, ни слова не спрашивая и не протестуя, позволяя времени пролететь незаметно. Для неё не имело никакого значения, размышляла она философски, сколько ей придётся ждать; возможно, чем дольше, тем лучше, потому что она хотела обставить всё так, чтобы её не отправили в город этой ночью. Ещё рано было задумываться о таком непредвиденном обстоятельстве, но Сара была настороженным искателем приключений и рассматривала все возможности наперёд.

Наконец Томас сказал, что возьмётся передать послание своему хозяину.

«Скажи мистеру Лифдену, - сказала Сара, - что я пришла от мистера Мурка и принесла пакет, который я обещала мистеру Мурку отдать в его личные руки».

«Кольцо, я полагаю», - сказал Томас; «тоже вовремя. Я бы подумал, что заказная почта доставит его в полной сохранности».

Сара ничего не ответила, и мужчина медленно пошёл наверх. Через некоторое время он вернулся.

«Хозяин примет вас через полчаса», - сказал он и без лишних слов отправился в столовую, чтобы накрыть стол для завтрака Лили. Она спустилась вниз через несколько минут и, увидев Сару, заговорила бы с ней, если бы из столовой не вышел Томас и не сказал негромко, но отчётливо:

«От мистера Мурка, мисс, к хозяину. Я сказал ему, что она ждёт».

Лили и Сара обменялись взглядами. Сара выразила острое любопытство; ей хотелось узнать, насколько верна оценка мистера Мурка относительно этой молодой леди. Он считал её никчёмной. Лили смотрела на незнакомца с явным удивлением, недоумевая, что такой посетитель появился так рано утром.

«Она приехала со станции?» - спросила она Томаса, входя в столовую.

«Да, мисс», - ответил Томас. Ни один из них не сделал никаких дальнейших замечаний, оба были в недоумении, что может предвещать этот визит.

Вскоре раздался звонок наверху, и Томас поднялся. Через некоторое время он позвал Сару, которая последовала за ним в сильном трепете. Следующие несколько мгновений были для неё крайне важны, и она не заметила красоты дубовой лестницы и дубового балкона, с которого открывался вид на холл, мимо которого она проходила по пути в комнату господина. Когда впоследствии она обратила внимание на эти вещи, то поняла, насколько сосредоточенной и поглощённой она была в этот раз.

Мистер Лифден нежился в постели, в тёмном шёлковом халате, сидя в большом кресле у открытого окна. Вид из окна и ароматный, мягкий воздух, проникавший через него, были восхитительны. Он поднял глаза, когда вошла Сара, и, увидев, что она была, по словам Томаса, «обычным человеком», не стал извиняться за то, что не встал, чтобы принять её. Он просто довольно чопорно склонил голову и сказал:

«Мистер Мурк послал вас с чем-то, что он должен был вернуть мне, я полагаю? «

«Да, сэр», - сказала Сара и протянула ему небольшой запечатанный пакет. Он взял его и открыл. Внутри оказалось сверкающее кольцо, которое он вынул, внимательно осмотрел и положил на маленький столик, стоявший рядом с ним. Затем Сара сказала:

«У меня тоже есть письмо, которое я хочу передать вам, сэр», - и протянула его. Мистер Лифден взял его, быстро прочитал, затем просмотрел ещё раз. Он положил его на стол и устремил на Сару ищущий, пристальный взгляд, перед которым она сжалась. Она знала, что было в письме. В нём господин сообщал, что леди, которой было поручено вернуть кольцо, столь чудесным образом перенесённое через пространство и положенное на стол в комнате для сеансов в Балхэме, является новым и замечательным медиумом, который может оказаться очень ценным для любого человека, занятого серьёзным расследованием.

«Мисс Лэнгли», - сказал господин, указывая на букву её имени. Он снова посмотрел на неё, и характер его взгляда заставил её почувствовать страх. «Так вы спиритистка, как сказал мне мистер Мурк?» - продолжал он.

«Да, сэр», - ответила Сара.

«Более того, медиум», - сказал сквайр и посмотрел на неё, пока она отвечала утвердительно. Она добавила фразу, которой научил её мистер Мурк: «У меня были странные опыты».

Глаза мистера Лифдена не отрывались от неё, пока она говорила, и она знала, что он ей не верит. «Мистер Мурк принял его за дурака», - сказала она себе, - «но это мистер Мурк дурак». Она стала думать о своём обратном пути и о том, что ей делать, когда она приедет в город. Следующие слова мистера Лифдена поразили её.

«Я не сомневаюсь, что вы будете мне очень полезны, - тихо сказал он, - и по рекомендации мистера Мурка я попрошу вас остаться здесь на несколько дней и посмотреть, так ли это. Если вы согласны, пожалуйста, спуститесь вниз и скажите Томасу, что я хочу поговорить с ним».

Она делала то, что ей говорили, не думая о другом. Она оказалась беспомощной перед пристальным взглядом этих сверкающих глаз. Она снова села в зале, а Томас подошёл к своему хозяину.

«Томас, - сказал мистер Лифден, - эта молодая женщина, мисс Лэнгли, пришла ко мне с отличными рекомендациями. Нам очень не хватает слуг, и мне кажется, что она будет весьма полезна. Возможно, она подойдёт на должность экономки. Передайте кухарке или любой другой нашей горничной, что я хочу, чтобы мисс Лэнгли заняла спальню и гостиную экономки, и что они должны быть немедленно приведены в порядок».

«Да, сэр», - машинально ответил Томас и удалился. Спускаясь по лестнице, он начал прикидывать, оправдывают ли его сбережения то, что он может уйти без предупреждения, если почувствует, что ситуация становится невыносимой. Ведь, несмотря на долгую службу у господина и искреннюю привязанность к мисс Лили, он чувствовал, что экономка, рекомендованная мистером Мурком, скорее всего, окажется больше, чем он сможет вынести. Он пошёл прямо на кухню и отдал распоряжение.

«Но она ведь не из регистрационной палаты?» - спросил повар.

«Нет, - сказал Томас, - от мистера Мурка».

«Что! Один из этих спиритуалистов», - воскликнул повар. «Что ж! Это хороший выход. Здесь всё время будет шум и гам. А мисс Лили знает? «

«Нет, - с чувством сказал Томас, - я ещё не говорил об этом мисс Лили. Я бы лучше привёл человека в комнату экономки, не так ли, повар? Я не думаю, что смогу больше выносить её сидящей в холле. Ей будет лучше где-нибудь в одиночестве, где не нужно будет всё время смотреть на неё».

Лили вышла в сад, как всегда делала летом после завтрака. Вскоре, неся цветы, она вернулась и с облегчением заметила, что Сара уже не сидит в кресле, которое она так долго занимала. Она решила навестить отца и, неся цветы, поднялась наверх.

«Доброе утро», - сказала она, постучав в его дверь и открыв её. «Не выйдешь ли ты? В саду очень красиво».

Мистер Лифден повернулся в своём кресле и посмотрел на неё. Она вздрогнула под его взглядом.

«Я уже говорил вам, - холодно сказал он, - что больше никогда не выйду из этой комнаты».

«Но, - замялась Лили, - доктор Эш считает, что вы сможете, если приложите усилия, и что это не причинит вам вреда».

Мистер Лифден ничего не ответил на это; это показалось ему ниже его достоинства.

«Я рад сообщить, - продолжил он через минуту, - что сегодня утром пришёл человек с прекрасными рекомендациями, который, как я полагаю, сможет занять двойную должность экономки и компаньонки для вас. Очевидно, что, поскольку я не могу больше ходить с вами, должен быть кто-то, кто будет с вами и отчитываться передо мной за то, что вы делаете. Тебе нельзя выходить в город, запомни это. Ваш вызывающий поступок в отношении Дианы не позволит вам спуститься к ветеринару, общество которого вам так нравится. Мисс Лэнгли, о которой я вам говорил, проводили в комнату экономки. Я решил, что ключи будут у неё, и сейчас я представлю её вам. Пожалуйста, поймите, что вы не должны выходить за пределы сада».

Он отвернулся, а Лили, устремив на него заворожённый взгляд, не могла найти слов, чтобы выразить свою мысль. В конце концов, после нескольких минут изумлённого молчания, она вышла из комнаты, всё ещё держа в руке цветы, которые принесла отцу, и медленно спустилась по лестнице. Она положила цветы на стол в холле и на мгновение замерла, опираясь на него обеими руками.

«Заключённая! « - сказала она себе. «Вот что он имеет в виду. Он собирается сделать меня пленницей. О, отец! Отец! Ты сходишь с ума?»

В этот момент вошёл Томас и стоял молча, изображая почтительное страдание. Она посмотрела на него.

«Томас, - сказала она, - я должна послать телеграмму».

«Да, мисс, - сказал он с готовностью, - я сделаю это».

На столе лежало несколько бланков телеграмм, она взяла их себе и поспешно написала отчаянный призыв к тёте Изабелле приехать к ней. Она отдала её Томасу и вскоре с радостью услышала топот копыт пони во дворе. Тут же зазвонил колокольчик мистера Лифдена, и она услышала, как Томас медленно поднимается по лестнице в ответ на звонок.

«Бедный Томас!» - подумала она с досадой. Затем ей в голову пришла странная мысль. «Томас свободен - он может уехать. А я не могу - два долгих года!»

Конец бесплатного фрагмента. Если хотите прочитать книгу полностью - купите её!